– Мне кажется, эти два преступления слишком грязные...

– Грязные?

– Да.

– Черт возьми, Бреннан! А чего вы хотели? Вы видели, как выглядела после убийства квартирка Адкинс? Или Моризет-Шанпу?

– Я говорю не о количестве крови. Я о том, что убийства Питр и Готье выглядят... – я опять споткнулась, ища наиболее точные слова, – неорганизованными. Плохо спланированными. Остальные пять преступлений совершены как будто бы очень последовательно. Создается впечатление, что во всех тех случаях убийца точно знал, что делает: он каким-то образом проникал в дома своих жертв, расправлялся с ними при помощи принесенных с собой орудий, потом эти орудия уносил. Так ведь?

Райан кивнул.

– А на месте убийства Готье обнаружили нож.

– Зато не нашли отпечатков пальцев. Это тоже можно рассматривать как результат предварительной подготовки преступника.

– Дело было зимой. Возможно, он работал в перчатках.

Я поболтала банку с колой.

– Мне показалось, что трупы этих двух проституток просто бросили. Питр лежала на боку, в разорванной одежде, в спущенных до лодыжек трусах. Тела же Адкинс и Моризет-Шанпу нашли в определенных позах – на спине, с разведенными ногами, трусы спущены до колен. Черт побери! Адкинс с заведенными за голову руками вообще напомнила мне выполняющую пируэт танцовщицу. Их одежда были не порвана, а аккуратно расстегнута или задрана, словно этот гад хотел показать нам, насколько он искусен.

Райан ничего не ответил. Вновь появившаяся официантка спросила, все ли в порядке и не желаем ли мы чего-нибудь еще.

– Когда я рассматривала сегодня содержимое этих двух папок, у меня возникло именно такое ощущение. Вполне возможно, что я и ошибаюсь, – добавила я после ухода официантки.

– Мы обязаны выяснить, ошибаетесь вы или нет. Райан оплатил чек; подняв руку, он дал мне понять, что спорить бессмысленно.

– Сегодня плачу я. В следующий раз – вы.

Я хотела было воспротивиться, но он протянул руку и легонько прижал к моей нижней губе палец. Потом медленно сдвинул его к уголку моего рта, отвел на некоторое расстояние и с шутливо-строгим видом пригрозил.

Даже если бы мои губы искусали рыжие муравьи, они, наверное, горели бы не так сильно.

Я приехала домой, обнаружила, что Гэбби нет, и даже не удивилась. Моя тревога за нее возрастала, и я отчаянно надеялась, что скоро она все же появится. Конечно, я тут же велела бы ей собирать вещи и уматывать.

Пройдя в гостиную, я легла на диван и включила телевизор. Игра "Экспоса".

Я смотрела на экран до тех пор, пока голос комментатора не заглушили мысли в моей голове. Не обманывает ли меня интуиция с Питр и Готье?

Питр принадлежала к племени индейцев-могавков. Все остальные из семи убитых женщин были белыми.

Четыре года назад индейцы забаррикадировали мост Мерсье, устроив жителям пригорода настоящую пытку. С тех пор отношения между коренным населением и его соседями оставались более чем недружелюбными. Имеет ли это какое-то отношение к совершенному в Кахнаваке убийству?

Готье и Питр были проститутками. Питр несколько раз арестовывали. О других жертвах ничего подобного не упоминалось. Но имело ли это мое наблюдение какое-нибудь значение? Если преступник выбирал жертвы не по определенным характеристикам, две из них вполне могли оказаться шлюхами.

Действительно ли сцены убийств Адкинс и Моризет-Шанпу выглядели настолько продуманными? Или, убеждая Райана, я и сама себя убедила?

А религия? Имеет ли она к этому делу какое-нибудь отношение?

Измученная думами, я не заметила, как погрузилась в неспокойный сон. Я была в Мейне. Гэбби манила меня рукой из окна верхнего этажа какого-то полуразрушенного отеля. Комнату, в которой она находилась, освещало тусклое сияние. Я видела очертания двигающихся за ее спиной фигур. Я хотела перейти улицу и подняться к ней, но, как только делала шаг, женщины, выстроившиеся в ряд перед отелем, бросали в меня камни. В их глазах горела злоба. Я увидела, что к Гэбби кто-то приблизился. Я узнала ее. Констанция Питр. Она принялась надевать на Гэбби какое-то платье или сорочку, та усиленно сопротивлялась и все суетнее и неистовее махала мне руками.

Мне в желудок влетел камень, и я распахнула глаза. На моем животе стоял, внимательно меня разглядывая, Берди.

– Спасибо.

Я убрала его и села.

– Что все это значило, Берд?

Вообще-то все мои сны никогда не представляют собой что-то замысловатое. Подсознание перерабатывает последние из произошедших со мной событий и повторно выдает их, зачастую в довольно загадочной форме.

Метание камней объяснялось просто: прямо перед сном я посмотрела бейсбол. Гэбби. Тоже понятно. Я все время о ней думала. Мейн. Проститутки. Питр. Ее попытка что-то напялить на Гэбби. Гэбби, молящая о помощи. По моей спине пробежал неприятный холодок страха.

Проститутки. Питр и Готье работали проститутками. Питр и Готье уже нет в живых. Гэбби изучала жизнь девочек с Мейна. Гэбби запугивал какой-то умалишенный. Гэбби исчезла. Может, она в опасности?

Нет, Бреннан. С ней ведь постоянно что-нибудь приключается.

Страх не исчез.

Мне вспомнилось, как она рассказывала о том парне, какими испуганными глазами смотрела на меня. А потом ее наглый уход без объяснений и записок.

Нет, что-то здесь не так. Надо пойти и попытаться хоть что-нибудь выяснить.

Я направилась в комнату для гостей и осмотрелась вокруг, не зная, с чего начать. Рыться в шмотках Гэбби мне ужасно не хотелось.

Мой взгляд упал на корзину с мусором. Я решила просмотреть сначала его. По крайней мере эта идея не представлялась мне настолько преступной.

Я высыпала содержимое корзины на стол. Бумажные салфетки. Конфетные фантики. Обрывки фольги. Какая-то квитанция. Банкоматовский чек. Три шарика смятой бумаги.

Я развернула первый желтый шарик. Выведенная неровным почерком Гэбби строчка на листке в линейку: "Прости. Я так не могу. Никогда не прощу себе, если..." На этом фраза заканчивалась.

"Что это? – подумала я, пугаясь. – Записка мне?"

Я развернула второй желтый шарик.

"Я не поддамся этим запугиваниям. Ты раздражитель, который..."

Она опять не закончила предложение. Может, на что-то отвлеклась? Но что означают эти ее слова? Кому они адресованы?

Третий шарик отличался от двух первых белым цветом и более крупными размерами. Как только я его развернула, мое сердце сковало ледяным страхом и мне стало стыдно за все недобрые мысли о Гэбби, посещавшие меня в последние дни. Дрожащими руками я расправила лист бумаги и уставилась на него.

Моему взгляду предстал карандашный рисунок. Женская фигурка с детально изображенными грудью и гениталиями. Туловище, руки и ноги лишь грубо набросаны, а лицо заменяет овал с затенениями вместо глаз, рта и носа. Из распоротого живота торчат внутренние органы.

В нижнем левом углу листка чернела надпись, написанная незнакомым мне почерком:

"Каждое твое движение. Каждый шаг. От меня не уйдешь".